камуфляжные скамьи и вскоре отправились в путь.
Вояка, в отличие от Мышц, был необщительным. Он хлопнул задней дверью машины, сел на удобное кресло впереди и нажал кнопку. Машина отправилась в тёмный тоннель. Лишь небольшие желтоватые огоньки по обе стороны дороги освещали путь, и в этом пугающем мраке единственный звук, который мы слышали, это шум колёс. Иногда его разбавляли ворчания Вояки, когда кто-то из нас от испуга икнёт и рассмешит остальных. Тоннель тянулся удивительно долго, и глаза успели привыкнуть к жёлтым огонькам. Кто-то громко сопел, кто-то схватил меня за кофту, но лица своего соседа разглядеть я не мог, как ни пытался.
И вот мы выехали.
Ослепительный фонарь по имени Солнце без предупреждения ударил по глазам, и мы все хором завопили и застонали. Посмотрев на нас через плечо, Вояка остановил машину, стукнул по прибору кулаком и тот покорно захрипел, застонал, выдал какой-то длинный сигнал и то ли заглох, то ли специально остановился прямо на дороге. Другая машина, в которой, по всей видимости, ехала другая вторая половина учеников, Тихон и Мышцы, проехала дальше и спешно скрылась за старыми краснокирпичными домами с обрушенной жёлтой облицовкой.
Это были трёх и пятиэтажные дома без чердаков, и большая их часть выглядела заброшенными. То тут, то там, старые застеклённые окна были разбиты, и через них гулял ветер. Дверь подъездов были сняты с петель и зашиты прочными листами какого-то странного отражающего свет металла. Было пусто и одиноко, словно само это место нагоняло тоску и одиночество. Наконец, к нам вышла девушка в деловом костюме и на высоких каблуках, отчего она была даже выше нашего ворчливого, высокого Вояки.
— Детишки, здрасьте. Ну как вам у нас, в Зелёном-то районе? Правда, он тут ещё не совсем зелёный, а все красоты этого… места вы увидите чуть позже, когда вернётся другая группа. А пока я проведу вас по местной архитектуре — по домишкам, которым раньше жили Неидеальные. Вы готовы?
Мы хором ответили ей, и она, пару раз кашлянув, развернулась на пятках и зашагала в сторону одного из сохранившихся построек. Вояка, вновь что-то забубнив под нос, достал сигарету и, не поджигая, зажал губами.
Мы толпой последовали за девушкой, которая уже начала что-то говорить и показывать, но так тихо, что, кажется, даже впереди стоящие ничего толком не поняли. Мы пошли в узкий коридорчик, где пахло холодом и сыростью, и поспешили вверх по лестнице, где на втором этаже скрылась наша экскурсоводка. Там, где должны быть двери, сейчас были лишь накрепко приваренные пластины, такие же как были на других домах. Я последовал с остальным наверх.
Там уже было полное разнообразие для ходьбы — четыре двери в квартиры были сняты с петель, и внутри виднелась облезлая краска, обои, отсыревшие от времени в сырости, остатки всякой мебели. Большую часть её нельзя было опознать — обломки досок, какие-то старые пластины, схемы, рисунки, книги.
Несколько ребят тут же умчались по этажу, кто-то рванул наверх и скрылся среди этажей. Слышалось эхо девушки, она что-то рассказывала про шкафы Несовершенных. Но я, решив, что побродить здесь будет куда интереснее, махнул на третий этаж. Он был точной копией второго, за исключением ещё больше покосившейся мебели и обрушенного местами потолка. По всей видимости, это место не было предназначено для экскурсии, и потому никто его не поддерживал даже в минимальной чистоте. Пока я боролся с сомнениями, кто-то из ребят шастал в комнате, шепча и охая от удивления. Помотав головой, чтобы развеять подступающий страх, я шагнул в другую квартиру.
Она была почти пустая. Две комнаты: одна прямо впереди, другая справа, были полностью завалены мусором. Где-то была разбросана бумага, оставшаяся то ли от Несовершенных, то ли от тех, кто был здесь после; разбитая деревянная мебель, в которой ещё можно было узнать очертания шкафа, полки, стола, табуретки и старой кровати, навевали тоску. Некогда красивое место, хранившее воспоминание стольких Несовершенных, было оставлено на растерзание времени и нас, новых, Совершенных живых организмов, созданных по образу их.
Пока я рассматривал руины, в окне мелькнула тень. Раз, другой, она появлялась и исчезала, затем вновь возвращалась, смотрела на меня и вновь исчезала. Я спрятался за угол, присел пониже и принялся ждать. Тень тоже скрылась и уже не показывала своего присутствия. Внизу кто-то крикнул, собирая всех вместе, и я сорвался с места, подлетел к окну, на мгновенье, чтобы спуститься вниз. Там, на небольшом балкончике, вверх вела узенькая доска, по которой спешно взбирался незнакомец. Я решил, что это кто-то подшучивает надо мной, и, прыгнув через окно, побежал по доске вверх.
На чёрной крыше было страшно. Сильный ветер пытался повалить меня вниз, засыпать в глаза песок, но я сопротивлялся. Тень прыгнула на соседний дом, который стоял так близко, что можно было и вовсе перешагнуть, побежала вперёд и скрылась с другой стороны. Я, утратив страх, побежал вперёд. Любопытство, толкающее меня вперед, нашло оправдание — когда другая группа придёт сюда на экскурсию, я тихо вклинюсь к ним, и никто не заметит, а пока можно посмотреть, что впереди.
Я пересёк крыши двух домов, спустился по доскам в квартиру, откуда перебежал через окно в другой, дам, затем в другой, и другой. Сырость и старость будоражили, пыль поднималась густым туманом, когда я нёсся за тенью. Я бежал, и бежал, и бежал, пока не пересёк одну из межкомнатных перегородок и не упал. Что-то в голове заболело, в глазах помутнело и я, что-то сказав, отключился.
Пришёл в себя я уже в какой-то тёмной комнате. В ней не было окон, лишь маленькая лампочка едва освещала старые, ржавые стены. В углу кто-то сидел и не спускал с меня глаз.
— О, включился! — сказал он и вскоре дверь с тяжёлым скрипом открылась.
В тусклом свете едва можно было различить два силуэта: сгорбленного мужчины и ещё одного, помоложе, ростом, который был не сильно выше меня. Они тихо разговаривали.
— Если ты так говоришь, — прохрипел сгорбившийся, — то он не представляет опасности. Вернее, не представлял, пока не пришёл к нам.
— Но он не знал! — возмутился низкорослый.
— Ты понимаешь нас?
Я кивнул.
— Зачем ты побежал за мальчиком?
Я не ответил.
— Тьфу, машинная гордость. На детали тебя надо разобрать, послужишь пользу.
— Постой, как на детали? Может, он хороший, будет помогать… — встрял низкорослый, но, получив оплеуху, замолчал и опустил голову.
— Это не может приносить пользу. Они — созданное нами недоразумение, которое нас же и уничтожит. Сколько они уже
